"Мы перевозили инопланетян!" Шок-исповедь советских вертолетчиков, которым не поверили на земле

 Морозный ноябрь 1987 года. Крайний Северо-Восток СССР. Глухомань, где тайга смыкается с тундрой, а цивилизация заканчивается последним гнилым шпалом узкоколейки. Аэродром «Полярная Звезда» – несколько покосившихся бараков, заваленные снегом бочки солярки и одинокий Ми-10К «летающий кран», его угловатый силуэт под прожекторами казался доисторическим чудовищем, замершим в ожидании.

Экипаж капитана Игоря Волкова – штурман Сергей «Сыч» Морозов, бортмеханик Виктор «Витязь» Петров и второй пилот, молодой лейтенант Артем «Артёмка» Семенов – курили в тесной, пропахшей махоркой и машинным маслом «курилке». Задание было необычным. Не типичные трубы для буровых или секции радиовышек. Нет. Груз прибыл глубокой ночью на закрытом «Урале» в сопровождении троих человек в штатском, но с выправкой, не оставляющей сомнений в их принадлежности к особым структурам. Коротко, без лишних слов: «В квадрат «Гамма-7». Координаты. Высота – минимально возможная. Контейнер не вскрывать, не трясти, не облучать. Доставить. Срок – до рассвета». И подпись на наряде, которую Волков видел лишь раз в жизни на сверхсекретном приказе – витиеватая аббревиатура, не поддающаяся расшифровке.

Авиационная байка: "Груз Ми-10К"

Сам контейнер. Цилиндр длиной метров шесть, диаметром под два. Матово-черный металл, холодный на ощупь даже сквозь рукавицы. Ни люков, ни надписей, только странные, будто выжженные изнутри, символы по окружности – не кириллица, не латиница, нечто угловатое и чуждое. Крепили его к внешней подвеске Ми-10К под присмотром молчаливых «штатских», их глаза скользили по экипажу, как по деталям механизма, не заслуживающим доверия. Чувство тревоги, как запах озона перед грозой, витало в ледяном воздухе.

Взлетели в кромешной тьме. Никаких огней на земле – только мерцание звезд в разрывах тяжелых облаков. «Сыч» Морозов, вцепившись в карты, вел их сквозь кромешную тьму. Ми-10К, тяжело нагруженный таинственным грузом, гудел басовито, вибрация передавалась на элементы управления, на сиденья, на зубы. Волков вел машину почти на ощупь, ориентируясь на слабые показания приборов и интуицию, выточенную годами полетов над безлюдными просторами. Тайга внизу – бездонное море. Лишь редкие просветы в облаках открывали лунные блики на снежных шапках далеких сопок, похожих на спящих гигантов.

«Командир, до точки минут двадцать», – доложил Сыч, голос напряженный. Волков лишь кивнул, прищурившись, вглядываясь в чернильную мглу за стеклом фонаря. Давление было выше нормы. Не физическое – атмосферное. Оно висело в кабине, сжимая виски. Даже вечно шутливый Артёмка притих, только пальцы нервно барабанили по колену. Витязь Петров, не отрываясь, смотрел на индикаторы подвески – все зеленые, груз висит плотно, как приваренный.

И вот она, точка «Гамма-7». Затерянная долина среди невысоких гор. Никаких признаков приемной стороны. Ни огней, ни посадочных знаков. Только снег, скалы и черные зубья лиственниц по склонам.

«Приготовиться к сбросу», – скомандовал Волков, снижая вертолет до критических ста метров. Витязь перевел тумблеры, готовя механизмы отцепки. Ми-10К завис над небольшим, занесенным снегом плато.

ЩЕЛЧОК.

Не громкий. Не из динамиков. Не из наушников. Он прозвучал внутри черепа каждого. Одновременно. Как будто кто-то щелкнул пальцами прямо в центре сознания.

И контейнер... засветился. Не ярко. Изнутри. Тусклым, болезненным салатовым светом, проступающим сквозь матовую оболочку. Символы на его поверхности вспыхнули темно-багровым, как раскаленное железо.

«Что за хрень?!» – вырвалось у Артёмки.

«Молчать!» – рявкнул Волков, инстинктивно добавляя газу, пытаясь стабилизировать машину. Вертолет вдруг дернуло, будто попал в мощный нисходящий поток. Стрелки вариометра зашкалили. Индикаторы подвески погасли, потом вспыхнули аварийным красным.

«Груз! Груз отцепляется самопроизвольно!» – закричал Витязь, беспомощно дергая уже не реагирующие рычаги. – «Механизмы заблокированы! Электроника глохнет!»

Салатовый свет из контейнера стал ярче, пульсирующим. По его поверхности забегали молнии статического электричества, щелкая по металлическим элементам подвески вертолета. Воздух вокруг наполнился запахом озона и... чего-то еще. Сладковато-приторного, химического, от которого першило в горле.

И тогда это случилось.

Не взрыв. Не разрушение. Черный металл контейнера... растворился. Будто его стерли ластиком из реальности. Не за доли секунды, а постепенно, на глазах ошеломленного экипажа. Он стал прозрачным, как грязное стекло, обнажая то, что было внутри. Не механизм. Не оружие. Нечто... органическое? Или энергетическое? Сложно описать. Это была сфера, чуть меньше метра в диаметре. Поверхность – не поверхность вовсе, а постоянно меняющаяся мозаика из темно-серого и салатового света, словно жидкий металл, кипящий в невидимом котле. Она не излучала свет – она была светом, холодным и чуждым. Вокруг нее пространство дрожало, как воздух над раскаленным асфальтом. Искажалось. Казалось, видишь сквозь нее звезды, но искривленные, разорванные.

Сфера плавно поднялась из остатков «контейнера», который теперь был лишь расплывчатым сияющим призраком, быстро тающим. Она зависла в метре от брюха вертолета. И тут же все системы Ми-10К взбесились. Приборы закружились в безумном вальсе. Навигация – ноль. Связь – мертвый эфир. Двигатели захлебнулись, обороты упали, вертолет резко клюнул носом, сорвавшись с висения.

«ТЯНИ! ТЯНИ ОТ НЕЕ!» – заорал Волков, изо всех сил беря штурвал на себя, отчаянно пытаясь вырваться из невидимых тисков. Ми-10К, потерявший тонну веса, но словно прикованный к сфере, дернулся вверх рывком. Артёмка, бледный как снег за бортом, бросился помогать командиру. Сыч вцепился в мертвые приборы, пытаясь понять, куда они вообще летят. Витязь молился, крестя себя дрожащей рукой.

Сфера... отреагировала. Она не двигалась. Она просто... сместилась. Исчезла с места и мгновенно возникла в десятке метров слева по курсу, как кадр кинопленки, перескочивший через несколько кадров. Ее салатово-серый свет омыл кабину, отбросив на лица экипажа жуткие, движущиеся тени. В наушниках – невыносимый вой, скрежет, смешанный с какофонией голосов на всех частотах, будто эфир захлебнулся безумием.

«Она ведет себя как... разведчик», – прошептал Сыч, его голос был чужим, прерывистым. – «Сканирует. Изучает».

Сфера снова сместилась – теперь вниз, под вертолет. И тут Волков увидел. Там, внизу, на заснеженном плато, куда они должны были сбросить груз, засветились огни. Не прожекторы. Не костры. Три точки – две красных, одна зеленая – выстроившиеся в равнобедренный треугольник. Они горели ровным, неестественным светом, пробивая толщу снега. Как посадочные огни... но для чего?

Сфера зависла над центром этого треугольника. Ее пульсирующий свет усилился, сливаясь с огнями внизу. Воздух вокруг нее загустел, заклубился видимыми волнами искажения. И вдруг – она провалилась. Не упала. Исчезла в точке пространства над треугольником, как капля воды, впитавшаяся в раскаленный песок. Три огня на земле погасли мгновенно, как перерезанные провода. Только черная дыра тайги внизу и гул единственного выжившего двигателя, который Волков чудом удержал от остановки.

Обратный путь был кошмаром. Полумертвая машина, едва слушающаяся штурвала. Мертвая связь. Паника, сдавленная железной волей командира. Они дотянули до «Полярной Звезды» на честном слове и на одном двигателе, сели жес. Едва винты остановились, к вертолету подкатил тот же «Урал». Вышли «штатские». Их лица были каменными.

«Груз?» – спросил старший, даже не взглянув на экипаж, вылезающий из покореженной кабины.

«Он... он...» – Волков попытался объяснить, но язык не слушался. – «Там... светящийся шар... он исчез... огни внизу...»

«Контейнер доставлен?» – перебил «штатский», его глаза были пустыми, как у мертвой рыбы.

«Нет! Он исчез! Растворился! И из него вылетело...»

«Капитан Волков, – голос «штатского» стал ледяным, – вы доставили груз в точку «Гамма-7»? Да или нет?»

«Но вы не понимаете! Там было НЕЧТО! НЛО!» – выкрикнул Артёмка, его молодость прорвала плотину страха.

«Лейтенант, замолчите!» – Волков попытался взять под контроль ситуацию, которой уже не было. – «Груз... не достиг земли. Он... трансформировался в неопознанный летающий объект и исчез в воздухе над местом сброса. На земле были странные огни...»

«Штатский» медленно достал блокнот, что-то записал. «Экипаж Волкова. Доставка груза в точку «Гамма-7» не осуществлена по вине экипажа. Груз утерян. Рекомендую полное медицинское освидетельствование. Немедленно». Он повернулся к своим. «Конфисковать все бортовые журналы. Машину – на закрытую стоянку. Никаких контактов с внешним миром. Понятно?» Последнее слово было обращено к экипажу. Не вопрос. Приказ.

Медицинское освидетельствование было издевательством. Невролог с каменным лицом тыкал их иголками, задавал вопросы о детстве, о любимой пище. Психиатр намекал на «высотную болезнь», «галлюцинации от переутомления» и «коллективную истерию». На все попытки рассказать о сфере, об огнях, о щелчке в голове – вежливые, но твердые отговорки: «Это ваше воображение, товарищ капитан. Стресс. Полеты в сложных условиях».

Через три дня пришел приказ. Сухой, как осенний лист. «Капитан Волков И.Р., старший лейтенант Морозов С.П., капитан Петров В.И., лейтенант Семенов А.В. Отстраняются от летной работы в связи с несоответствием состояния здоровья требованиям, предъявляемым к авиационным работникам. Назначить на наземные должности по усмотрению командования части».

Их карьера была кончена. Летчики, спасавшие людей в тайге, доставлявшие грузы на край света, стали изгоями. Волкова списали на склад ГСМ. Сыча – в картографический отдел, где его знания были никому не нужны. Витязя – в цех наземного обслуживания, чинить то, что он когда-то пилотировал. Артёмку – в учебный центр, рассказывать курсантам сказки, в которые он больше не верил сам.

Попытки рассказать кому-то – старым друзьям, жене Волкова, выпившему в стельку сослуживцу – встречали лишь недоумение, жалость или откровенное неверие. «Игорь, ну ты же не мальчик! НЛО? В тайге? Может, галлюцинация от выхлопных газов?» – «Серёга, ты слишком много карт рассматриваешь, мозги затекли!» – «Вить, да брось ты! Начальству виднее. Отдохни, все пройдет». Даже те, кто верил в душе, пожимали плечами: «А что ты сделаешь? Засудят за разглашение. Успокойся».

Лишь однажды, через полгода, Волков, уже подвыпивший на поминках своей летной карьеры, встретил в гарнизонной бане знакомого майора из особого отдела, не связанного с их злополучным рейсом. Под шум пара и плеск воды, майор, понизив голос до шепота, сказал: «Игорь, забудь. Засунь это туда, куда солнце не светит. Твой «груз»... он не первый. И не последний. Была целая программа. «Горизонтальный проект». Искали точки... стыковки. Где наша реальность тонка. Твой экипаж не первый, кто видел «гостей». И не первый, кого списали как психов. Лучше быть сумасшедшим, чем знать слишком много. Живи, пока живой». И ушел, оставив Волкова в облаке пара с ледяным комом в груди.

Они больше не летали. Их истории стали мрачными байками, которые перешептывались в курилках аэродромов, обрастая нелепыми подробностями. Но в глазах Волкова, когда он смотрел на взлетающие вертолеты, всегда стояла та самая ночь. Черная тайга. Сатанинский салатовый свет. И три огонька внизу – два красных, один зеленый – маяки в никуда, врата для Чужака. И щелчок. Тот самый щелчок в тишине сознания, который навсегда разделил его жизнь на «до» и «после». Он знал правду. И знал, что эта правда уничтожила их всех, куда эффективнее любого НЛО. Ее оружие – равнодушие, клеймо «неблагонадежного» и гробовое молчание окружения.